Новый год в Японии (ностальгические записки)год

04 января 2024 08:20

64

0

Блоги Культура и искусство

Марина Голомидова

Моя одиннадцатилетняя дочь Маша, очарованная рассказами о Японии, куда я недавно впервые съездила, загадала желание — побывать в Японии. Она не сомневалась, что желание сбудется, ведь она закрасила глаз Даруме! (Дарума – любимый японский талисман, помогающий осуществить мечту.) Прошел год, но Машино желание не сбылось. Следовало сжечь талисман — так гласит правило (в Японии все амулеты «работают» один год, потом нужно покупать новые), но Маша сказала, что верит ему и оставляет его еще на год — или сколько понадобится, пока ее мечта не осуществится. Так Дарума остался с нами жить.

     А на следующий год я поехала в Японию на двухмесячную стажировку. Когда вернулась, неожиданно получила факс: «Здравствуйте, меня зовут Хидаи Акира. Я прочитал в газете вашу статью о преподавании японского языка в российских школах и хочу привезти вам необходимые учебные материалы. Могу ли я приехать в сентябре?». Надо сказать, в те времена учебников японского для школьников не было, преподавать приходилось, сочиняя на ходу собственную методику и упражнения, поэтому я невероятно обрадовалась предложению незнакомого японца и уже на следующий день отправила график его пребывания, составленный поминутно. 

      В середине сентября Хидаи-сан приехал. Он оказался ничем особо не примечательным невысоким пожилым мужчиной среднего телосложения. Но поражали его глаза — добрые и лучистые, всегда улыбающиеся. Он рассказал свою историю. Много лет назад его жена умерла, оставив его с двумя маленькими дочками. Он стал их воспитывать, но не только их: взял на содержание и мать умершей супруги (при том, что у нее были и другие дети!) Однажды ему довелось приплыть на корабле во Владивосток (Хидаи-сан работал лоцманом), и там он влюбился в русскую женщину. Судя по всему, любовь была взаимной, но увезти в Японию любимую женщину не удалось — советские времена с их драконовскими законами и запретами сломали жизнь обоим. С тех пор Хидаи-сан испытывал особенные чувства к России и русским и изо всех сил старался помогать: посылал деньги пострадавшим от землетрясения в Спитаке, отправлял учебники японского языка в школы Владивостока. К моему стыду, ему ни разу никто не ответил и не поблагодарил, да и на этот раз Хидаи-сан вовсе не был уверен, что получится установить с нами связь. Однако всё получилось, и мы на долгие годы стали друзьями, а он для меня к тому же — еще и нареченным отцом.

     Мы провели тогда вместе четыре дня. Общались с моими учениками, танцевали и ели блины, копали картошку, собирали в лесу грибы, гуляли по городу. При расставании Хидаи-сан пригласил нас с Машей к нему в гости, и уже 29 декабря 1995 года мы летели в Токио, а потом ехали на самый южный край острова Хонсю — в город Симоносэки, где нам предстояло встретить Новый год, соблюдая все древние традиции этого праздника.

     Для японцев Новый год – главное событие года. К нему готовятся загодя: чистят и украшают дом, подписывают сотни поздравительных открыток, стряпают специальную еду. Мы с Машей тогда почти ничего не знали об этих традициях, поэтому воспринимали всё увиденное с огромным интересом.

     Большой дом Хидаи-сана стоял на высоком берегу над проливом Каммон, разделяющем острова Хонсю и Кюсю. Вид из окон открывался потрясающий — на океан и живописный мост, протянутый к Кюсю. Когда-то в МГУ я учила текст про подводный тоннель, который был расположен как раз в этом месте, — мост появился здесь совсем недавно. Разумеется, позже мы побывали в этом тоннеле и, признаться, он произвел на меня весьма гнетущее впечатление: идти два километра под толщей воды вызовет клаустрофобию даже у самых невозмутимых и отважных. Сердобольные японцы, правда, обеспечили нас страдальцев успокаивающим пением птиц, звучащим из динамиков, но спертый воздух и само понимание, что ты находишься под мегатоннами воды, призывали немедленно выйти на волю. Сейчас это, скорее, экскурсионное место: для переправы все пользуются навесным мостом.

     Во дворе нас встретило пять или шесть собак, большинство из которых было калеками — без лап или зубов. Оказывается, Хидаи-сан подбирал попавших в беду увечных, умирающих пёсиков, лечил, оплачивал операции и оставлял у себя жить. Такой вот человек.

    С обеих сторон двери стояли две необычные композиции из сосновых веток и трех бамбуковых стволов разной высоты с диагональными срезами, обмотанных веревкой. «Это кадомацу, украшение-оберег» — пояснил Хидаи-сан. Вечно-зеленая сосна — символ молодости и здоровья, бамбук обеспечивает стойкость, а веревка из рисовой соломы выполняет роль собственно оберега. Есть поверье, что в первые три дня нового года в бамбук из кадомацу поселяются боги. 

Симэнава — это своего рода шлагбаум, не дающий проход никому — ни злым силам, ни богам. (Согласно древне-японским мифам, даже богиня солнца Аматэрасу не смогла перешагнуть через такую веревку, не давшую ей вернуться в пещеру, где она до того скрывалась от богов и людей).

     Над воротами красовался аналог европейского рождественского венка — вакадзари. Сплетенный, разумеется, из рисовой соломы, он был украшен листьями папоротника (символ чистоты и плодородия), водорослями (счастье) и мандаринками (символ долгожительства для всей семьи), по центру красовалась большая красная креветка (долгожительство для представителей текущего поколения), над которой виднелся веер с изображением семи богов счастья. Выглядело все это замечательно!

     Мы навестили тёщу Хидаи-сана, живущую в соседнем доме, и старушка подарила мне бумажную куклу-невесту, которую специально для меня смастерила: кукла выглядела, как настоящая – и не поверишь, что из бумаги! Сколько лет прошло, а она все так же прекрасна и напоминает мне о тех временах.

     В доме на крошечном лакированном столике у открытого алтаря мы увидели три плоские лепешки, лежащие друг на друге, — кагами моти — традиционное приношение богам из рисового теста. Сверху кладется мандарин, из-под которого свисают пара веточек папоротника.

     Вечером мы сели за котацу (низенький столик с обогревателем под столешницей: в японских домах нет отопления, и котацу успешно спасает от зимней стужи), и стали смотреть телевизор. Хидаи-сан приготовил «тоси-коси соба» — обязательное предновогоднее блюдо, состоящее из гречишной лапши соба в бульоне и большой жареной креветки в кляре. Лапшу надо с «прихлюпом» затягивать в глотку, чтобы жизнь в следующем году протекала так же ловко и с таким же удовольствием. Маша тут же освоила этот прием и с присвистом уплетала лапшу, а у меня так и не получилось.)

     По телевизору показывали новогодние программы, невероятно похожие на наш «Голубой огонек», а ближе к полуночи пошли репортажи из храмов с разных концов Японии. Если точнее — из 108 храмов, потому что в Новый год положено ударить в колокол ровно 108 раз — по количеству человеческих грехов и пагубных забот. Самые известные люди из разных городов и деревень ударяют в колокол — и с каждым ударом снимается очередной грех. Со ста восьмым ударом, который совпадает с полночью, очищенное, освобожденное человечество входит в новый год.

 
     Начинается салют. Всем известно, что японские салюты самые прекрасные в мире, и мы с Машей долго наслаждались великолепным зрелищем небесных цветов, распускающихся над сверкающим мостом между главными островами Японии. «Акэмаситэ омэдэто годзаимасу!» — поздравили мы друг друга, оторвали лист календаря и легли спать. Главное действо было впереди.

     Утром 1 января дали теплую и солнечную погоду. Не хотелось вылезать из-под одеял, но внизу послышались шаги, голоса, и мы поняли, что нужно спускаться. В гостиной на длинном низеньком столике стояло три высокие квадратные лаковые коробки, украшенные позолотой, и прелестный алый поднос на высоких ножках, на котором стоял чайничек и три плоские чашечки, поставленные друг на друга – от большой к маленькой. Палочки для еды были подписаны и вложены в прекрасные длинные пакеты, украшенные плетением из золотой и серебряной проволокой (это искусство называется мидзхухики).

     Мы сели за стол и стали ждать. Я достала камеру, чтобы заснять главные моменты этого утра. Вскоре пришли свекровь и дочка Хидаи-сана — Харуко. Началась праздничная трапеза. Хидаи-сан поклонился и снова поздравил нас с новым годом. Потом преподнес всем по маленькому конвертику — о-тосидама. Обычно в такие конвертики вкладывают деньги и дарят детям в качестве новогоднего подарка. Мы все, кроме Маши, были давно уже не детьми, но Хидаи-сан рассудил иначе. Это было очень неожиданно и приятно.

 
     Харуко передала бабушке самую широкую чашечку и налила в нее прозрачную жидкость, трижды наклоняя носик чайника, регулируя длительность наливания – среднее, короткое и длинное. Бабушка выпила напиток так же — средний глоток, короткий и длинный. Это было священное вино — отосо, испив которое, ты сразу же приобщаешься к магии благополучия. Следующим был отец, потом я, сама Харуко и Маша — по старшинству.

     Пришел черед угощению. Хидаи-сан снял крышки с лаковых коробочек (они называются дзюбако) и по очереди снял ярусы. Стол преобразился: новогодние яства осэтирёри выглядят очень ярко и празднично! Правда, попробовав их, я поняла, что красота и вкус в данном конкретном случае вещи весьма различные: осэтирёри были совсем не по душе ни мне, ни Маше. Но мы люди вежливые и виду не подали!) Что же входит в традиционный состав этого роскошного — по японским меркам — угощения? Черные бобы куромамэ в сладкой лакировке, рулет камабоко, маленькие жареные рыбки, крошечные рулетики из водорослей, пюре из каштана и многое другое (кому интересно — смотрите подробности в википедии)) Но все это СЛАДКОЕ! Мы с Машей попробовали всего понемножку и ... набросились на мандарины!

     Харуко достала какие-то белые прямоугольнички и положила их на стоящую рядом жаровню. Выше я писала о кагами-моти — приношениях богам, так вот эти брикетики тоже оказались моти, только теперь уже для еды простыми смертными. С древних времен в Японии в декабре начинают их готовить на особой церемонии — мотицуки. Собираются соседи и в высокой ступе ритмично выбивают вареный рис специального сота, пока он не станет совершенно гладкой, однородной консистенции. Из готового теста формируют маленькие круглые лепешки, которые станут новогодним лакомством.     

     Наши моти вскоре стали разбухать и пузыриться темной корочкой. Харуко сняла их с жаровни, обернула в нори и показала, как их следует есть: макая в соевый соус. Мне очень понравилось. Харуко-сан пошутила: «Ешьте маленькими кусочками, чтобы не поперхнуться, как тот петушок» (есть такая японская сказка про жадного петушка, который подавился кусочком моти).

     После угощения мы отправились в синтоистское святилище. Первое посещение храма в новом году называется хацумодэ. Следует взять с собой все старые обереги, чтобы сжечь их в священном костре. Здесь же можно купить новые — для наступившего года. Опишу некоторые из них: бамбуковые грабельки кумадэ («медвежья лапа») для загребания счастья и богатства; статуэтки животного — символа года (тогда была мышь); безглазый Дарума, ожидающий нового владельца, который даст ему прозреть на один глаз; крошечные парчевые омамори – для успешной учебы, для здоровья, безопасной езды на машине, для новорожденных, влюблённых и т.д. Глаза разбегались от этого изобилия!

    Мы накупили себе амулетов и предсказаний судьбы омикудзи и отправились к настоятелю. Ему уже была заказана для нас служба.

     Как странно было слышать свои имена и наш российский адрес, произносимый настоятелем откуда-то сверху, из алтарной части!

 
     Затем настоятель взял флейту, и под ее звуки жрица мико исполнила священный танец со стрелой и приложила ее к темечку каждого из нас. Стрелу отдали нам, как еще один оберег. Когда ритуал закончился, мы разговорились с настоятелем. Он оказался очень веселым и сердечным человеком. Бывал в России и даже сумел произнести какую-то фразу по-русски: «Дзудорасуцуйтэ! Как дэра?» (Здравствуйте, как дела?) Хорошо было, душевно!

     Мы вернулись домой, и тут выяснилось, что в течение ближайших трех дней нам предстоит есть только осэтирёри! Такова традиция: целый день до нового года их готовят, а потом три дня едят, поскольку в первые новогодние дни нельзя ни готовить, ни разогревать пищу. Горячим можно есть лишь суп одзони, довольно пустой по нашим меркам: легкий бульон из даси, моти, травка и кусочек курицы))).

     Мы с Машей внимательно посмотрели друг на друга, отлично всё друг про друга поняли и после обеда попросили хозяев объяснить, где можно найти ближайший супермаркет. Что уж мы там сказали, какую причину нашли, зачем нам магазин, — я не помню. Но признаться, что осэтирёри нам не по душе, было решительно неприлично, просто невозможно, и я что-то придумала — вероятно, что мне нужна зубная паста или что-то подобное.

     Мы долго спускались по шоссе с горы и наконец обнаружили «сэбун ирэбун» (так по-японски звучит «seven-eleven»), накупили целый мешок пирожных сю-криму (или по-нашему – «шу», заварные) и, страшно довольные, отправились назад. По дороге не удержались и слопали по паре «шу», которые оказались невероятными, просто восхитительными! Но было очень совестно. Чтобы загладить свою вину, мы притащили к столу купленные пирожные и, стесняясь, боясь, что нарушаем очень важный этикет, предложили всем. К счастью, Хидаи-сан и его домочадцы присоединились к нам не без удовольствия, и мы отлично попили чая со сладостями. А на следующий день утром на столе нас ждала яичница. «Догадался!» — обрадовалась и одновременно застыдилась я, но Хидаи-сан был так улыбчив и так радовался, что угодил, что все мои волнения тотчас улетучились.

     Но вернемся к первому января. После обеда мы сели у масляной печки, завернули ноги в теплые одеяла и под негромкие звуки сямисэна, доносящиеся из телевизора, где целый день непрерывно показывали старинные театральные постановки и традиционные танцы, занялись изготовлением новогодних открыток. В Японии принято посылать специальные карточки «нэнгадзё» всем тем, кто поздравил тебя в прошлом году. Для этого полученные открытки хранят в специальных книжечках, похожих на толстенькие фотоальбомы, и — одну за другой подписывают карточки, глядя на имя адресата. Если в текущем году кто-то из семьи умер, следует оповестить специальной открыткой с извинением: тот-то умер, так что, извините, поздравлять нас в этом году не нужно. Такое вот элегантное извещение о смерти и щепетильное соблюдение траура.

     Многие изготавливают открытки самостоятельно. Покупают заготовки из плотной бумаги (уже с маркой и номером выигрышной новогодней лотереи), рисуют или штампуют традиционные рисунки и поздравительные подписи. В магазинах для этого продается бесконечное множество штампов, красок, наклеек и прочих восхитительных штучек, которые хочется купить сразу — и все!

 
     Хидаи-сан смастерил печать с изображением мышки самостоятельно. Он отдал нам эту и другие печати и краски и объяснил, что надпись нужно делать красным цветом, а мышку — серым. Мы вежливо покивали головой, но даже и не собирались следовать советам, ведь красок и идей было так много! Начался процесс изобретательства: мы с Машей штамповали разноцветных мышей, ставили штампы с новогодними поздравлениями всех цветов радуги и невероятно радовались тому, какие яркие и веселые получаются открытки. Однако, когда мы отдали результат нашего творчества Хидаи-сану, я поняла, что «что-то пошло не так», поскольку Хидаи-сан хоть нас и похвалил, но подписывать открытки не стал, сказав, что сделает это позже. И тут я поняла на деле, что значит японский традиционализм: отступать от канона нельзя, поскольку любые изменения меняют традицию, и бог весть знает, куда может завести подобная самодеятельность. Новый год — это очень серьезно!

     После открыток Хидаи-сан познакомил нас с новогодними детскими играми: мальчики крутят деревянных волчков и запускают бумажных змеев; девочки играют в ханэцуки — игра деревянными ракетками, напоминающая бадминтон. Взрослые и дети соревнуются в знании средневековой поэзии, раскладывая парные карточки в игре «Хякунин иссю» — по названию поэтической антологии. Открывший карточку с одной частью пятистишия танка, должен найти недостающую часть.

     Еще одна игра, которая нас очень позабавила, — ФУКУВАРАЙ. Нужно разложить на нарисованный контур лица рот, глаза, брови, нос, уши – и сделать это с завязанными платком глазами. Получаются очень смешные мордочки.

 
     «Сугороку» — еще одна игра, похожая на те, в которые мы играли в детстве сами: с кубиком-костью, который кидается для установления количества шагов, с передвижными фишками или фигурками, который должны пройти путь, нарисованный на схеме с картинками — препятствиями, бонусами, остановками и т.д. Хидаи-сан подарил нам все игры, и я увезла их в Россию. С тех пор долгие годы, пока я преподавала в школе и университете, мы с упоением играли в них с моими учениками и студентами. Отличный способ учить язык, скажу я вам.

     Мы встречали Новый год с Хидаи-саном еще дважды — в Симоносэки 1997 и в начале 2000-х, когда из-за болезни ему пришлось переехать в Токио. И всегда было тепло, будто мы отмечаем праздник с самыми близкими родственниками. Но тот, первый, японский Новый год не забудется никогда.

     Хида-сан умер несколько лет назад, но он стал героем в моей детской книжке. И он очень похож на Даруму, исполняющего желания.

     С Новым годом! Пусть ваши желания сбудутся!